118 жизней за старую торпеду
Российский флот пребывает на задворках. Значит, трагические уроки не выучены
10 лет прошло со дня гибели атомного подводного ракетного крейсера «Курск». А общество в большинстве своем до сих пор пребывает в неведении: что же случилось с лодкой? Об обстоятельствах рассказывает Игорь Курдин. Капитан первого ранга в отставке, председатель Клуба подводников Санкт-Петербурга: 25 лет на флоте, 15 боевых походов, пять лет командования субмариной.
– Игорь Кириллович, вы волею судеб оказались тогда в гуще событий...
– Да. В силу специфики деятельности Клуба подводников. Кроме всего прочего, мы являемся чем-то вроде социального органа: пытаемся помочь своим коллегам и их семьям. А потому тогда, 10 лет назад сочли своим долгом способствовать хотя бы тому, чтобы родственники моряков с «Курска» смогли добраться до Видяева. У многих не было на это средств. И мы работали тогда в режиме благотворительного фонда: люди, пожелавшие помочь, приносили деньги, а мы передавали их родственникам погибших, приобретали для них авиабилеты. Я до сих пор испытываю огромную благодарность аэропорту «Пулково». Тогда стоило сделать один звонок: сегодня нужно столько-то, и места были обеспечены.
Правда, уже через год клуб поплатился за эту инициативу. Одна за другой у нас прошли четыре проверки по инициативе Генпрокуратуры. И главным вопросом был: кто вам разрешил собирать деньги? Финансовую отчетность проверяли так скрупулезно, что если бы мы не представили по бумажке-расписке на каждый рубль, не знаю, что было бы.
– Но кроме этого клуб еще попытался защитить интересы родственников погибших юридическими методами...
– Не совсем так. Мы всего лишь нашли адвоката, который взялся представлять интересы родственников в уголовном деле, – Бориса Кузнецова. Он действительно сделал все, что необходимо, чтобы трагедия была расследована. Кузнецов дошел до Страсбургского суда, когда в 2003-м Военная прокуратура РФ окончательно закрыла уголовное дело, не найдя в действиях должностных лиц состава преступления…
А в 2008-м Кузнецов получил политическое убежище в США. Это обстоятельство, признаюсь, до сих пор мучает меня. Неприятный осадок: то ли действительно, как заявил Кузнецов, его в России преследовали за дело «Курска», то ли адвокат просто воспользовался им, чтобы эмигрировать…
– А что со Страсбургским судом?
– Совсем недавно я получил известие: дело окончательно и бесповоротно закрыто. Все!
– Значит, общество никогда не узнает правду?
– Правда подробно изложена в многостраничных материалах уголовного дела № 29/00/0016–00: взрыв учебной торпеды. Я думаю, что так оно и было. Мы с генеральным конструктором ПЛ «Курск» Игорем Барановым и командиром дивизии ПЛ Михаилом Кузнецовым в деталях проанализировали события и по сути пришли к тому же выводу, что и Госкомиссия.
Учебная перекисно-водородная 650-миллиметровая торпеда, ее на флоте называют «толстой», была просто-напросто бракованной. Ее изготовили в Алма-Ате в 1991-м. И до 2000-го ни разу не использовали. Правда, в 1993-м она прошла ремонт. Но какой? В документах значится, что у отдельных комплектующих превышены допустимые сроки годности.
Надо сказать, что экипаж «Курска» никогда до того не имел дело с «толстыми» торпедами. Да и на других лодках всегда во время пусков таких торпед обязательно присутствовал представитель разработчика. А здесь… ни опыта, ни грамотного советчика…
Думаю, прямо в торпедном отсеке перекись начала вытекать из торпеды. Вы знаете, что происходит, когда перекись водорода попадает на нестерильную поверхность? Она практически вскипает. Мне довелось увидеть кусок корпуса: поверхность торпеды почти впаялась в стенки отсека – так ее «расперло». А потом – взрыв, сила которого вся пошла внутрь лодки. И второй взрыв, в отсеке, где хранился боезапас.
– Нештатная ситуация…
– Да какая там нештатная ситуация! Халатность и разгильдяйство. Торпеду готовил тот, кто не имел на это права, второй, тоже не имевший полномочий, за это расписался, третий ничего не проверил и выдал ее. В этом смысле я согласен с выводами Госкомиссии. Однако следствие при этом заявило, что в действиях комсостава – и первого начальника, и второго, и третьего – не было состава преступления. Действия каждого в отдельности, как записано в постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела, «причинами катастрофы не явились».
– Русский авось?
– Именно! И за эту извечную надежду на авось, проявленную теми, кто готовил корабль и осуществлял руководство, ребята расплатились жизнями. 118 жизней.
Меня и сейчас тревожит вопрос: сколько же времени после взрывов еще жили те 23 человека, которые оказались в девятом отсеке? По выводам следствия – не более 8 часов. По заключению других экспертиз – около трех суток. А значит, их можно было спасти. Но не спасли. И здесь уже авось не при чем. Это уже преступление по статье УК о неоказании помощи.
У нас не было ни навыков, ни технических возможностей для спасения подводников, а иностранную помощь наше руководство не принимало очень долго. Преступно долго. Средств спасения у нас нет и сейчас. Экспериментальный комплекс «Пантера-плюс» существует только в двух экземплярах: по одному на Северном и Тихоокеанском флотах. Кроме того, готовность строящегося на "Адмиралтейских верфях" в Санкт-Петербурге спасательного судна «Игорь Белоусов» составляет немногим более десяти процентов.
– Выходит, никаких уроков из страшной истории «Курска» Россия не сделала?
– Главный урок усвоен. Мы теперь в пиковых ситуациях готовы сразу принять помощь от государств, где технология спасения отработана.
– Когда-то мы гордились своим подводным флотом.
– У нас есть причины гордиться им и теперь. Корабли класса «Курска» хорошие. Американцы их уважают и опасаются. В подводном флоте служат прекрасные люди. Но… Наш подводный флот тает. Новые лодки практически не строятся. Сейчас турецкий подводный флот в четыре раза больше нашего. В Петербурге с гордостью говорят о том, что Адмиралтейские верфи загружены работой. Только при этом скромно умалчивается, что старейшее судостроительное предприятие выполняет заказы… Вьетнама на строительство пяти подлодок. А наших там нет! Все просто – как финансируют, так и строят.
Нет у флота денег и на поддержание боеспособности. Ведь личный состав должен постоянно совершенствовать свои навыки, отрабатывать действия не на тренажерах, как сейчас, а в условиях боевых дежурств. А мы стоим у пирсов.
Когда погиб «Курск», его командир получал зарплату 6000 рублей. Теперь, слава Богу, денежное содержание выросло многократно. Командир получает до 90 тысяч. Но и здесь есть огромная негативная сторона: если командир уходит на дальнейшее обучение, на повышение своей квалификации, он резко теряет в деньгах. Ему во время учебы платят 15 тысяч рублей. Теперь скажите: кто будет стремиться совершенствоваться? В результате уровень подготовки командиров не растет. Чтобы не сказать большего…
Наталья Орлова